Точкой отчета мирового финансового кризиса, который потом перешел в глобальный экономический, считается банкротство Lehman Brothers. Официально оно было объявлено 15 сентября 2008 года. В мировой экономике начали набирать силу новые настроения. Были моменты, когда казалось, "снежный ком" кризиса еще не скоро сбавит обороты. Прошел почти год. В середине августа главный экономист МВФ Оливье Бланшар заявил, что экономическое восстановление началось, но будет тяжелым: "Кризис оставил на экономике глубокие шрамы, он будет сказываться и на предложении, и на спросе еще долгие годы". Несмотря на первые признаки оживления мировой экономики, экономическое положение России остается неустойчивым, отмечает в своей статье председатель правления Института современного развития Игорь Юргенс. Рецессия, видимо, завершается, свободное падение мировой экономики приостановлено, но кризис продолжается, пишет  "Российская газета".

Жизнь возвращается...

Итоги второго квартала принесли первые ощутимые позитивные новости. В заявлении Организации экономического сотрудничества и развития отмечается, что во втором квартале экономика стран - ее участниц стабилизировалась по сравнению с предыдущим кварталом.

По предварительным данным, ВВП зоны ОЭСР снизился всего на 0,002 процента по сравнению с первыми тремя месяцами года, когда спад составил 2,1 процента.

При этом общий ВВП стран "большой семерки" (Канада, Франция, Германия, Италия, Япония, Великобритания и США) снизился на 0,1 процента. ВВП Великобритании снизился на 0,8 процента, США - на 0,3 процента, Италии - на 0,5 процента. А экономика Японии после двух кварталов спада даже продемонстрировала рост в размере 0,9 процента. Прирост ВВП зарегистрирован также во Франции и Германии - по 0,3 процента. Динамика показателей деловой активности позволила главе ФРС Бену Бернанке объявить 21 августа, что мировая экономика начинает восстанавливаться от спада после того, как центральные банки и правительства стран предприняли ряд "агрессивных" мер: "Экономическая активность растет как в США, так и за рубежом. Мы видим хорошую основу для начала роста экономики в ближайшее время".

Одновременно сходные "мелодии" зазвучали в оценках российских официальных лиц. Первый вице-премьер Игорь Шувалов, замглавы минэкономразвития Андрей Клепач, первый заместитель председателя Банка России Алексей Улюкаев в начале третьей декады августа были единодушны - "дно" кризиса пройдено.

Основанием для выводов такого рода стали итоги социально-экономического развития страны за семь месяцев. Обозначился тренд восстановления промышленного производства и грузооборота транспорта, приостановился спад инвестиций в основной капитал. В результате с исключением сезонного фактора, по оценке минэкономразвития, рост ВВП продолжается второй месяц подряд - в июле он увеличился на 0,5 процента по отношению к июню.

Минэкономразвития ожидает, что положительный прирост ВВП сохранится в третьем и четвертом квартале. Наметившиеся тенденции дали основание для пересмотра прогноза на 2010 год: ВВП вырастет на 1,6 процента (ранее предполагалось на 1 процент), промпроизводство - на 1,4 процента вместо 0,8, инвестиции - на 1 процент против 0,4. Увеличится и экспорт - на 32 миллиарда долларов, до 308 миллиардов. А инфляция составит 9-10 процентов.

Повышены и прогнозные значения среднегодовых цен на нефть: в 2009 году она составит 57 за баррель и будет прирастать на доллар ежегодно в 2010-2012 годах. Для бюджета это неплохое подспорье. Очевидно, что его доходы превысят пока запланированные 6,6 триллиона рублей. По некоторым экспертным оценкам, "прибавка" потянет на 220-250 миллиардов рублей.

...но напряжение сохраняется

Тем не менее экономическое положение остается неустойчивым. Рецессия, видимо, завершается, свободное падение мировой экономики приостановлено, но кризис продолжается. Большинство аналитиков полагают, что его завершением будет отмечен второй квартал 2010 года. При этом на траекторию устойчивости развития (не менее 5 процентов роста ВВП в год) российская экономика выйдет на рубеже 2014-2015 годов.

Сбываемость прогнозов зависит, как правило, от многих слагаемых. Основных из них, на мой взгляд, как минимум три. Первое связано с выходом мировой экономики из кризиса и динамикой цен на главные сырьевые ресурсы. Содержанием второго является динамика частных инвестиций, стимулируемая низкой инфляцией. Наконец, третье - это эффективность мер государственной антикризисной политики.

Очевидно, что нынешнее оживление обязано прежде всего действию первого фактора. Рост последних двух месяцев носит спонтанный характер, во многом не зависимый от действия российских регуляторов. Эксперты, впрочем, отмечают, что антикризисная программа (принятая в окончательном виде 19 июня 2009 года), за исключением банковского сектора, еще не успела сказаться на состоянии экономики. С другой стороны, констатируются немалые риски финансового перестимулирования: за январь-июль бюджет тратил в среднем по 700 миллиардов рублей в месяц. В оставшееся до конца года время для выполнения бюджетных заданий расходы в ежемесячном выражении должны вырасти до 1,1 триллиона рублей.

Опасность зависимости от внешних факторов (конъюнктуры сырьевых рынков и "окна возможностей" на рынках капитала) усугубляется серьезными рисками, которыми мировая экономика будет обременена осенью-зимой 2009/10 года. Глава ФРС Бен Бернанке полагает: "Напряжение сохраняется на многих финансовых рынках по всему земному шару, финансовые учреждения столкнутся с дополнительными значительными потерями". Риски еще более возрастают в связи с тем, что значительная часть антикризисного пакета пока не поступила в американскую экономику. Тем важнее сроки вступления в действие разработанной ФРС exit strategy (стратегии выхода) и ее содержание.

Дилемму "выхода" довольно образно определил профессор экономики Нью-Йоркского университета Нуриэль Рубини. По его мнению, оптимальный U-образный сценарий восстановления мировой экономики займет два года. Однако сохраняются риски W-образного развития событий. Если произойдут повышение налогов, сокращение расходов и быстрая ликвидация избыточной ликвидности, то это прямой путь к стагдефляции (рецессии и дефляции).

Если же финансовые интервенции продолжатся, то это может привести к стагфляции. Рост инфляционных ожиданий, увеличение доходности долгосрочных гособлигаций и тому подобное будут в этом случае подталкивать спекулятивный рост цен на нефть, электроэнергию, продукты питания.

Развилка эта в той или иной степени касается всех стран, где реализуются масштабные антикризисные программы. Россия в этом ряду - вовсе не исключение. Справедливо мнение: об уверенном отскоке от "дна" можно говорить при одновременном увеличении производства, доходов, спроса и кредитов. Замечу, что под этим углом зрения наш "пейзаж после битвы" сильно смазан.

В июле реальные доходы населения обвалились сразу на 5,4 процента, объемы розничного товарооборота и платных услуг упали почти на 8 процентов. Население урезало потребление до минимального значения за последние 12 лет (68 процентов располагаемых доходов в июле против 73 процентов годом ранее). Пятая часть доходов идет на погашение кредитов, обязательные платежи и взносы. Остальное направляется на сбережения - за семь месяцев сумма депозитов увеличилась на 12 процентов.

Но в то же время инфляция с начала года - 8,2 процента (в 2008 году - 9,7 процента). Снижение очевидно. Последняя неделя августа отметилась даже дефляцией (минус 0,1 процента). Нельзя исключить, что в годовом выражении рост потребительских цен может составить 10,5 процента. И тем не менее это слишком много для нормального восстановления экономики и наращивания частных инвестиций. Устойчивое развитие гарантировано при ценах, растущих не более чем на 5 процентов в год. И это - аксиома, выведенная из многодесятилетнего мирового опыта.

Высокая инфляция лишает экономику перспективы: арбитраж процентных ставок, приток спекулятивного капитала и походы бизнеса за тридевять земель в поисках дешевых денег перекрывают возможности создания в России по-настоящему емких кредитного и долгового рынков, основанных на внутренних накоплениях. Иными словами, при сохранении статус-кво средств на модернизацию, то есть осовременивание и очеловечивание всех сфер российской жизни, не будет никогда.

Вместе с тем шансы покончить с высокой инфляцией есть. И начинать придется с бюджетной политики. Прежде всего необходимо включить "красный свет" наращиванию государственного финансирования экономики. Практика показала - признаки оживления появились уже при его текущем уровне. "Вливать" больше - значит сильно рисковать последствиями дополнительной эмиссии, то есть разогревом инфляционного фона и усугублением кредитного сжатия. Не менее важно предотвратить плавное перетекание допдоходов-2010 в новые расходы. И, если уж говорить об их стимулирующем действии, то - провести вслед за словами реальное перераспределение в пользу тех же госинвестиций в рамках совместных с частным бизнесом инфраструктурных проектов. Когда не вполне ясно, долог ли, короток ли будет кризис, лучше "перезаложиться" на худший сценарий и проводить консервативную бюджетную и монетарную политику, гарантирующую сохранение макроэкономической стабильности. Всегда полезно сохранять свободу маневра и выиграть во времени для выработки механизмов адекватного ответа на изменение ситуации.

Мы прозевали кризис. Почему?

Уже давно и хорошо известно, что продолжительность любого кризиса находится в прямой зависимости от самой модели госрегулирования. По мнению экспертов Института современного развития, доминирование так называемого ручного управления заметно усиливает вероятность значительно большей продолжительности кризисных процессов по сравнению с упором на универсальные механизмы, в которых экономическая роль государства могла бы реализоваться более результативно. Ставки на одно лишь бюджетное стимулирование явно недостаточно. Тем более что на повестке дня его основательная коррекция, то есть адаптация к периоду низких государственных доходов.

Все еще по сути незадействованными остаются солидные резервы "универсализма" регулятивных действий, заключающиеся в сокращении госсектора и одновременном повышении его эффективности, развитии государственно-частного партнерства в рамках целевых программ и отдельных проектов, укреплении конкуренции, реформировании естественных монополий, настройке налоговой системы на поощрение экономического роста и высокотехнологичных производств, мерах по консолидации и модернизации банковской системы, поддержке инноваций и энергосбережения.

"Стагнация качества" госрегулирования сохраняет сравнительно высокие риски финансовой неустойчивости. Для их преодоления потребуются новые решения, которые прежде всего следует искать в арсенале структурных реформ. Время послекризисного позиционирования российской экономики в глобальном хозяйстве уже пошло.

Мне представляется, что экономисты прозевали начало кризиса из-за собственного догматизма. Однако с его помощью равным образом можно ошибаться в распознавании сигналов, которые подает текущая ситуация. Опасность двойная: можно не увидеть "зеленые ростки" и продолжать заливать пожар деньгами, но можно и впасть в эйфорию, выдав долгожданные подвижки за начало устойчивого оживления. Последствия сходны - применение регулятивных механизмов, "не попадающих" в содержание протекающих экономических процессов.

Содержанием современной повестки дня здесь должно стать укрепление и развитие рыночных институтов. Почему так? Во-первых, потому, что глобализация - это конкуренция институтов, а их качество - первейшее условие национальной конкурентоспособности. Во-вторых, экономическая структура сегодня - это уже не отрасли и сектора, а опять-таки институты рыночного хозяйства, способные генерировать стимулы и мотивации "участникам игры" адаптироваться к меняющимся вызовам. И, в-третьих, надежные, то есть работоспособные и эффективные институты - это своего рода страховка от неизбежных ошибок в экономической политике и потенциал исправления их последствий.

Вверх - на четыре ступени

Каков же "техминимум" первоочередных действий? В дополнение к сказанному я бы выделил четыре их взаимосвязанных комплекса.

Шаг первый - в дополнение к поддержке банковской системы задействовать меры, направленные на изменение положения в реальном секторе. Это прежде всего стимулирование снижения издержек, реструктуризации предприятий, слияний и поглощений. Следует преодолеть ложный стыд перед банкротствами и сменой неэффективных собственников и менеджеров. Кроме того, важнейшее условие успеха - втаскивание предприятий в реальном времени в режим жесткой конкуренции. На этом поприще необходимо заранее (причем законодательно) исключить любые "заморочки", превращающие (естественно, "из лучших побуждений") антимонопольный контроль в прямое регулирование цен.

Шаг второй - наступить на горло собственной самоуспокоенности по поводу достаточной банковской ликвидности, принципиальной "решаемости" вопроса с докапитализацией и некритичной величиной просроченной задолженности по кредитам и прочим "плохим" долгам. Напомню только два факта. Недавно Standard&Poor's весьма консервативно оценило объем докапитализации банков в ближайшие три года в 40 миллиардов долларов. Источников для этого между тем пока не видно. Другое обстоятельство - львиная доля новых кредитов - обслуживание старых займов. Известно, однако, что в среднем по банковской системе соотношение "живых" и "неживых" заемщиков специалисты оценивают как один к двум. Иными словами, нынешний потенциал возврата пролонгированных кредитов - не более трети всего их объема.

Согласно модельным расчетам, проведенным Центром макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования, к концу 2009 года доля плохих и безнадежных ссуд в кредитном портфеле банков составит не менее 14 процентов. К середине 2010 года она может возрасти до 18-21 процента (в 1998 году было 17,3 процента). По мнению аналитиков, это означает угрозу системного банковского кризиса. Предельно ясно, что "точка невозврата" в замалчивании проблемы пройдена. Она требует неотложного (хотя бы обнародованного концептуального) решения денежных властей.

Шаг третий - последовательное снижение девальвационных ожиданий (к которым, замечу, нет никаких фундаментальных предпосылок) путем приучения экономических субъектов к уже де-факто (по меньшей мере три последних месяца) плавающему курсу рубля. Острота ситуации и, следовательно, дискуссий о целесообразных движениях курса рубля, на мой взгляд, главным образом связана с тем, что большинство участников рынка плохо готовы (и ментально, и технологически) к повышенной волатильности валютного курса. Между тем это всего лишь оборотная сторона перехода к таргетированию инфляции. В рамках последнего еженедельные 5-10-процентные колебания рублевого курса - вполне вероятная перспектива.

Адаптация экономических агентов и населения к этой новой реальности уже стала серьезной проблемой. Помимо кадров, развития инфраструктуры рынка (институциональной "обвязки" функций страхования валютных рисков и арбитража и тому подобного) потребуются и массированные информационно-разъяснительные действия - своего рода валютный ликбез.

Наконец, шаг четвертый. Ведя речь о бюджетной сбалансированности на перспективу, нельзя упустить из виду потенциал роста доходов от новой приватизации. То, что государство уже обросло существенным объемом избыточных активов - "медицинский" факт. То, что на выходе из рецессии от них надо избавляться - очевидность не меньшая. Сохранение статус-кво будет означать сползание в острый системный кризис, причины которого - сокращение ареала конкуренции в экономике и деградация отношений частной собственности. Спору нет, новую приватизацию необходимо тщательно готовить, чтобы не повторилась ситуация 1990-х. Но это нужно делать уже сейчас, заложив, в бюджете 2010 года не формально бюрократическую отписку о сокращении государственной собственности на 7 миллиардов рублей, а заметно большую величину. Полагаю, что это будет серьезным позитивным сигналом о том, что главной движущей силой нового экономического роста признаются частный бизнес и конкуренция.

Без вариантов

Среднесрочная траектория российской экономики обещает быть достаточно сложной. Потребуется не только бодрость духа, которую правительство отменно демонстрировало в конце августа, но и последовательность ответственных и системных действий по преодолению "российской болезни" - сочетания нефтегазовой зависимости, хронического дефицита "длинных денег" и слабости рыночных институтов.

Необходимы не просто антикризисные меры, которые, кстати говоря, постепенно превращаются в "антипротестные", а продуманный сценарий "отрыва от дна". Его стоило бы иметь к декабрю 2009 года, то есть к ожидаемому сроку принятия бюджета-2010. Отказ от такого "расписания действий" будет лишь умножать вероятности несвоевременных ответов на надвигающиеся вызовы.

"Перезагрузка" регулятивных мер как условие структурной модернизации российской экономики - задача безальтернативная, но исключительно сложная: при относительной ясности целей сохраняется солидный дефицит технологий (в том числе политических) их достижения.

Модернизация России - это повестка дня не только президентства Дмитрия Медведева, но и Российского государства в целом. И его предвыборная программа, и "Стратегия-2020" - все это пронизано идеями модернизации страны. "Четыре "И", повышение конкурентоспособности - эвфемизмы модернизации. По объективным и отчасти субъективным причинам реализация этой повестки со второй половины 2008 года затормозилась. Финансово-экономический кризис и вызванное им (вполне естественное) торможение стратегического планирования, "пятидневная война" на Кавказе, непогасшие угрозы на "собственном" Северном Кавказе, осложнение отношений с ключевыми партнерами - от ЕС до Украины - все это затрудняет целеполагание модернизационных процессов.

Но эти сложности не снимают задач модернизации, напротив, делают их более актуальными. Рискнем предположить, что кризис и иные сложности могут в конечном счете оказаться a blessing in disguise, или, как говорят в России, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Не против, а вместе

Кризис заставил российскую политическую и экономическую элиту более реалистично взглянуть на себя и свое место в окружающем мире, осознать масштаб стоящих перед страной проблем. Все успешные модернизации в мире порождались не любованием собственным величием, а осознанием опасностей - либо после тяжелого поражения, либо ввиду неотвратимой угрозы такового в случае, если страна не ответит на вызовы времени.

При такой постановке вопроса утрачивают смысл расколы и противостояния в российской элите, о которых так много говорят и пишут - зачастую из конъюнктурных или спекулятивных соображений. Все это вторичные детали на фоне общих угроз провала модернизационной попытки.

Допустим, не провели модернизацию. И по-прежнему производим относительно дешевые металл, нефть, газ. Первая опасность - эти товары постепенно с модернизацией других стран, перестают быть такими важными. Через технологическое обновление их заменят другие материалы. Мы остаемся сырьевым придатком уже даже неразвитых стран, потому что они пошли на энергозамещение, на замещение древесины пластиком и так далее. А мы уже переходим в категории сырьевого придатка развивающихся стран, которые в обмен дают нам деньги и технологии уже третьего передела, а не первого, который сейчас мы получаем от развитых стран. И тем самым оседаем в категорию сначала среднеразвитой страны, а потом, если и дальше не будем ничего делать, еще ниже. Поскольку мы - целый континент, то часть из нас с этим никогда не смирится. Часть тех, в ком сильны гены Толстого, Достоевского, Чайковского, все равно будут стремиться к лучшему. Это начнет разрывать страну между теми, кто готов за "похлебку" быть сырьевым придатком развивающихся стран, и тех, кто будет стремиться к высоким стандартам Европы, США, других передовых стран. Это может разорвать страну. И это - самая большая опасность.

Все это говорит о том, что модернизация составляет стратегический интерес всех российских элит и общества в целом. А раз так, то можно ставить вопрос о формировании "большой коалиции" за модернизацию во главе с президентом и премьер-министром. Однако противоречия между их потенциальными участниками объективны и пока затрудняют запуск модернизационного проекта. Только государство (читай - "тандем" лидеров страны) может своей политической волей принудить их к сотрудничеству.

Успех модернизации зависит от того, насколько российское государство справится с двумя функциями. "Стратега-реформатора", который задает цели, определяет приоритеты, мобилизует ресурсы, защищает от внешних угроз и контролирует внутренние диспропорции. И "арбитра" в спорах политических и экономических интересов. Именно сложность общественно-экономических отношений требует перехода от "ручного управления" к разветвленной системе институтов. Ограничение конкуренции в политике и экономике, которое было свойственно для России последних лет диктовалось не злой волей, а осознанием предела возможностей "ручного управления". Но модернизация неизбежно породит новые интересы и новые конфликты. Однако, по крайней мере, начало строительства институтов для управления этими конфликтами - категорический императив. Трудность этого пути в том, что надо будет совершать непопулярные поступки. Лишать кого-то власти - тех, кто уже в ней "зажился". Лишать некоторые группы, контролирующие старые активы, их базы, влияния и силы. Но делать это все равно надо, потому что иначе закостенеем в старом, так и не догоним новое время.

Приведу только один пример. Сырьевые монополии набрали долгов больше, чем весь остальной частный сектор. Один "Газпром", по-моему, уже должен 120 миллиардов долларов, не говоря уж о трудном положении "Роснефти" и так далее. Им нужны деньги из бюджета. И они будут продолжать донимать министра финансов Алексея Кудрина: "Давай-давай!". Будет давать - на всех все равно не хватит. А уж на новые технологии точно не останется. А без них нет и модернизации. В правильном понимании этого процесса.

Кстати, с этим тоже необходимо четко определиться. С моей точки зрения, и, наверное, части моих коллег, модернизация - это внедрение в нашу жизнь лучших стандартов и примеров, которые наработали в мире. Модернизация, с точки зрения некоторых наших консервативных слоев, это просто усиление ряда позиций, где Россия, как им кажется, сейчас сильна или должна усилиться, чтобы, не дай бог, не попасть в зависимость от Запада. Это военно-промышленный комплекс, топливно-энергетический, аграрный. Их девиз, например, "продовольственная, лекарственная безопасность". Но ни одна развитая страна не производит достаточного количества своего продовольствия, лекарств, чего-то другого. Они же от нас зависят в области энергетики! И ничего. Они строят свою теорию модернизации на лучшей теории и примерах, на распространении самого передового, что есть в мире. У нас - давайте укрепимся против остальных. Вот это, считаю, неправильная модернизация. Вместе с остальными давайте укрепляться.

Игорь Юргенс, председатель правления Института современного развития